Паллада олимповна старынкевич амулеты

Репутация: 248

БОГДАНОВА – БЕЛЬСКАЯ
ПАЛЛАДА (ПАЛЛАДИЯ) ОЛИМПОВНА
(урождённая Старынкевич, в замужествах Пэдди-Кабецкая.
В последние годы жила под фамилиями Дерюжинская, Берг и Гросс)
(1 (13 января) 1885, Петербург — 19 июля 1968, Ленинград)

— русская поэтесса, критик, публицист, хозяйка литературного салона, «светская львица» Серебряного века.

Дочь генерала Олимпия Старынкевича, военного инженера; «антично-театрально» звучащие имя и отчество, несмотря на подозрения некоторых современников — настоящие (выбор греческих имён был традиционным в семье). Окончила драматическую студию Н. Н. Евреинова в 1911, была завсегдатаем петербургского кабаре «Бродячая собака» и всеобщей знакомой петербургских литераторов этого круга. М. А. Кузмин посвятил Палладе последний куплет гимна «Бродячей собаки»:
А.
Не забыта и Паллада
В титулованном кругу,
Словно древняя Дриада,
Что резвится на лугу,
Ей любовь одна отрада,
И где надо и не надо
Не ответит, не ответит, не ответит «не могу»!

Действительно, несколько раз выходившая замуж Паллада была известна своими весьма вольными взглядами на любовные отношения; впоследствии Анна Ахматова утверждала, что Богданова-Бельская, рассказавая о каких-то прошлых событиях, спрашивала у неё: «Ты не помнишь, с кем я тогда жила?» Среди этих «незапамятных» кавалеров Паллады были такие разные люди, как убийца Плеве эсер-террорист Егор Созонов (от которого она, по утверждению одного из её мужей графа Б. О. Берга, родила двух близнецов) и, гораздо позже, юный поэт-гусар Всеволод Князев, более известный своими отношениями с Кузминым. По словам Берга, известность Паллада приобрела в 1908—1909 гг. после того, как от любви к ней застрелились два человека, совсем ей не нравящиеся.

Образ Паллады вдохновил многих литераторов. Ей посвящали стихи, помимо Кузмина, также Игорь Северянин, Борис Садовской и другие; больше всего известны строки Георгия Иванова (1923):
Январский день. На берегу Невы
Несётся ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея?
Те, кто блистал в тринадцатом году —
Лишь призраки на петербургском льду.

Она выведена в романе Михаила Кузмина «Плавающие-путешествующие» как Полина; в записках художника группы «Тринадцать» В. А. Милашевского как Паллада Скуратова (намёк на то, что Богданов-Бельский было фамильным именем Малюты Скуратова); как Диана Олимпиевна — в повести О. Морозовой «Одна судьба» (два последних текста опубликованы в Ленинграде в 1970-е, вскоре после смерти Паллады).
В 1915 Паллада издала (под фамилией Богданова-Бельская) сборник стихов «Амулеты». Они написаны под сильным влиянием Кузмина, Ахматовой и особенно Северянина. Лирическая героиня — утончённая «шикарная» куртизанка, в стихах упоминаются атрибуты современного быта («таксомотор», «телефон» и под.).

В журнале «Аргус» Богданова-Бельская вела рубрику под следующим названием: Горячие советы о красоте дамам и джентльменам.
После революции Паллада Гросс, ставшая еще при жизни героиней мемуарной литературы, жила в Ленинграде, никак не проявляя себя в резко изменившейся общественно-культурной ситуации. Она продолжала поддерживать контакты с Ахматовой.
Один из сыновей П. Гросс — Орест Сергеевич Богданов (ум. в 1998 г.) — был известным учёным-металлургом, лауреатом Государственной премии СССР.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/%C1%EE%E3%E4%E0%ED%EE%E2%E0)
***

Тусовщица Серебряного века

Она была худа, как смертный грех,
И так несбыточно миниатюрна.
Я помню только рот ее и мех,
Скрывавший всю и вздрагивавший бурно.

Смех, точно кашель. Кашель, точно смех.
И этот рот-бессчетных прахов урна.
Я у нее встречал богему,-тех,
Кто жил самозабвенно-авантюрно.

Уродливый и бледный Гумилев
Любил низать пред нею жемчуг слов,
Субтильный Жорж Иванов — пить усладу,
Евреинов — бросаться на костер.
Мужчина каждый делался остер,
Почуяв изощренную Палладу. (Игорь Северянин)

Паллада Олимповна Богданова-Бельская (1885 или 1887?-1968)
Ну, как не помянуть ее в год предполагаемого 125-летнего юбилея?! Роковую соблазнительницу. Поэтессу. Самого колоритного персонажа богемной тусовки имперской столицы. «Почуяв изощренную Палладу», мужчина действительно делался необыкновенно остер. Двое застрелились. «Низали жемчуг слов» Гумилев, Северянин, Георгий Иванов, Николай Врангель, Борис Садовский.
А вот, гр. Алексей Толстой, один из основателей легендарного кабаре «Бродячая собака», так описал сие заведение и нашу героиню в романе «Сестры»: «. Такой гнили нигде не найдешь — наслаждение. Посмотри — вон в углу сидит одна — худа, страшна, шевелиться даже не может: истерия в последнем градусе, — пользуется необыкновенным успехом».
Михаил Кузмин в «Гимне Бродячей собаки» был еще откровеннее:
Не забыта и Паллада
В титулованном кругу,
Словно древняя дриада,
Что резвится на лугу.
Ей любовь одна отрада
И где надо и не надо,
Не ответит, не ответит, не ответит «не могу»!

Но, обо всем по порядку.
. Она же Эмма Каценеленбоген
Паллада Олимповна — не псевдоним. Наша героиня родилась в семье генерала Олимпа Старынкевича, военного инженера. В роду давали детям греческие имена. Брат ее отца — Сократ Старынкевич был президентом (градоначальником) Варшавы. Его водопроводом и канализацией варшавяне пользуются по сей день.

Детство она провела в Виленской губернии Как говорят, первый роман случился в гимназии с преподавателем греческого языка. Во время учебы на высших женских курсах семнадцатилетняя Паллада стала любовницей эсера-террориста Егора Сазонова. Но, сбежав из дома, обвенчалась с другим эсером — Сергеем Богдановым, став Богдановой.
В те времена, как ни странно, террористов умело мочили в сортире и выковыривали из канализации. Вскоре друзей-эсеров повесили. А Паллада родила близнецов, которых нарекла Орест и Эраст. Их отцом был, все-таки Сазонов, так как, по уверению Паллады, ее брак был «платоническим».
Родители героини взяли мальчиков на воспитание. Паллада закончила театральную студию и взяла себе в качестве псевдонима вторую фамилию — Бельская. А если учесть ее многочисленных мужей, то она же — Гросс, она же — графиня Берг, она же — Пэдди-Кабецкая, Дерюжинская и пр

Кто жил самозабвенно-авантюрно
Вот отрывок из «Петербургских воспоминаний» Г. Иванова: «. сводчатые комнаты «Собаки», заволоченные табачным дымом, становились к утру чуть волшебными, чуть «из Гофмана». На эстраде кто-то читает стихи, его перебивает музыка или рояль. Кто-то ссорится, кто-то объясняется в любви. (. ) Рыжий Маяковский обыгрывает кого-то в орлянку. О.А. Судейкина, похожая на куклу, с прелестной, какой-то кукольно-механической грацией танцует «полечку» — свой коронный номер. Сам «метр Судейкин», скрестив по-наполеоновски руки, с трубкой в зубах мрачно стоит в углу. Его совиное лицо неподвижно и непроницаемо. Может быть, он совершенно трезв, может быть, пьян — решить трудно. (. ) Барон Н.Н. Врангель, то вкидывая в глаз, то роняя (с поразительной ловкостью) свой моноколь, явно не слушает птичьей болтовни своей спутницы, знаменитой Паллады Богдановой-Бельской, закутанной в какие-то фантастические шелка и перья.

А это описание салона нашей героини:
«.. Хозяйка салона, прочитав «Портрет Дориана Грея» Уайльда, вообразила себя лордом Генри в юбке. Одевалась она в ядовито-яркие шелка, кружева, украшая себя перьями, бусами, браслетами и дополняла свой наряд соответствующим макияжем. Жила она неподалеку от Царскосельского вокзала в Черняковском переулке в здании знаменитых бань. Интерьер ее жилища соответствовал своей хозяйке: те же ярко-ядовитые тона, искусственные цветы, чучела животных и птиц, пестрота драпировок, ковров. На особой жаровне тлели восточные благовония. »
Г. Иванов описывает, как во время светского разговора, хозяйка попросила барона достать из шкатулки ее список:
«Вот, Лавров. №49. в позапрошлом году.
— А теперь который номер, NN?
Семидесятый. Когда будет семьдесят пять, я буду справлять юбилей. — И она нежно прижимает к губам свою записную книжку. Это моя душа — она переплетена в человеческую кожу».

Особой благосклонностью Паллады пользовались молоденькие литераторы. Один из них — поэт-гусар Всеволод Князев. Как-то она попросила его передать две розы Михаилу Кузмину. Величайшему в истории российской словесности ценителю мужской красоты. После чего юный красавец влюбился в Кузмина и уехал к нему в Павловск. Паллада написала такой стих:
Михаилу Кузмину
Когда пройдете под руку с ним вместе
И не глядя, поднимете свой котелок,
Мне станет радостно от верной вести,
Что нас троих опять связал все тот же рок.

И улыбнусь ревнивому сомненью,
Привычно взявшему меня для пленных мук,
И к храму Женщины, радея откровенно,
Опять направляю я без стрел свой лук (1911)

Свои стихи Паллада опубликовала в единственном сборнике «Амулеты» (1915), вызвавшем резкую критику.
Потом была революция. Больная и нищая Паллада пробирается в Крым. В 1918г. она вновь пытается стать прежней, «роковой» Палладой, но. время уже иное. Вот отрывок из воспоминаний второй жены Судейкина, Веры.
Паллада собирается пойти с Судейкиными в концерт, на что Судейкин отвечает: «Пока Вы не перемените Вашего образа жизни, я не могу, чтобы Вы появлялись с нами в общественных местах!» Униженная и оскорбленная Паллада уходит в слезах, . а автор дневника комментирует: «Мне жаль ее было — но на самом деле нельзя же было бы показаться в концерте с Палладой!»

Долгая счастливая смерть
Судьба была чудовищно жестока к этому поколению. Паллада прожила 83 года. В советское время, никак не проявляя себя, жила в Ленинграде на проспекте Ветеранов (юмор Судьбы!). Пыталась поддерживать контакты с Ахматовой. Незаметно умерла в ранние брежневские времена.
О чем думала проведшая свою юность в Атлантиде, какие тени являлись ей, мы никогда не узнаем.

В тринадцатом году, еще не понимая
Что будет с нами, что нас ждет –
Шампанского бокалы подымая,
Мы весело встречали – Новый Год.

Как мы состарились! Проходят годы.
Проходят годы – их не замечаем мы.
Но этот воздух смерти и свободы,
И розы, и вино, и холод той зимы
Никто не позабыл, о я уверен.

Должно быть сквозь свинцовый мрак
На мир, что навсегда потерян,
Глаза умерших смотрят так. (Г. Иванов)
(Источник — http://v-murza.livejournal.com/82198.html)
***

ПАЛЛАДА БОГДАНОВА-БЕЛЬСКАЯ
(1887-1968)

«Она была знаменита»
Анна Ахматова

Я у нее встречал богему, — тех
Кто жил самозабвенно-авантюрно.
Игорь Северянин

Серебряный век и ту его ауру, которая так привлекает нас нынешних, создавали не только «мэтры» и «зубры» литературы, живописи, театра вроде Блока, Малевича, Мейерхольда, Карсавиной. Тот пряный аромат, исходящий от этой эпохи, во многом связан с персонажами второго и даже третьего плана, ныне почти или полностью забытыми, либо известными только специалистам. Но серебряный век не был бы серебряным веком без бывшего завхоза Московского Художественного театра, а в дальнейшем организатора знаменитой «Бродячей собаки» (как, впрочем, и «Привала комедиантов», и «Странствующего энтузиаста») «доктора эстетики» Бориса Пронина. Или музы нескольких великих поэтов Нины Петровской — Ренаты из «Огненного ангела». Или «пропагандиста» русского искусства барона Коки Врангеля с его неизменным моноклем.

И как тут обойти вниманием еще одну особу — «демоническая женщину» богемного Петербурга, завсегдатая уже упомянутой «Собаки» — знаменитую Палладу Богданову-Бельскую (она же — Гросс, она же — графиня Берг, она же — Пэдди-Кабецкая, и пр.) Это из-за нее стрелялись мужчины, это она «босиком танцевала стихи Бальмонта», это у нее увел Всеволода Князева Михаил Кузмин. Это про ее «непристойный альбом» ходили слухи по Петербургу. Это ей посвящены строки Северянина
«Мужчина каждый делался остер,
Почуяв изощренную Палладу».

Это ее все тот же Кузмин в своих «Плавающих-путешествующих» вывел под именем Полины Аркадьевны Добролюбовой-Черниковой, в которой соединялись «святые куртизанки, священные проститутки, непонятые роковые женщины, экстравагантные американки, оргиастические поэтессы», при этом язвительно заметив, что родителями такой женщины могли бы быть разве что «сумасшедший сыщик и распутная игуменья».

Но родилась Паллада Олимпиевна 1 (13) января 1887 г. в семье военного инженера генерала О. Старынкевича. Во время учебы на высших курсах будущая царица богемы сблизилась с эсерами, стала любовницей одного из них, Е. Сазонова, но сбежала из дома и обвенчалась с другим, вскоре казненным С. Богдановым. От Сазонова у Паллады родились близнецы Эраст и Орест. (От последнего мужа у нее был еще один сын — Эрнест Гросс).
В 1911 г. Богданова, взявшая себе в качестве сценического псевдонима вторую фамилию — Бельская, закончила театральную студию Н. Евреинова.
Квартира Богдановой-Бельской на Фонтанке была своеобразным салоном, где собирался весь богемный и около цвет Петербурга.
Свои поэтические опыты Паллада опубликовала в изящно оформленном сборнике «Амулеты» (1915), вызвавшем весьма резкую критику в отношении как стихотворных размеров, так и тем ее стихов.
В журнале «Аргус» Богданова-Бельская вела рубрику «горячих советов о красоте дамам и джентльменам».
Все это было… Было до революции…
А после, еще не оправившись от попытки отравиться из-за несчастной любви, больная и нищая Паллада пробирается в Крым. В 1918 г. она вновь пытается вернуть утраченное, стать прежней, «роковой» Палладой, в стенах ялтинского «Кафе поэтов». Но ненадолго…
В 1920 — 1930-х годах жила в бывшем Царском Селе, затем перебралась в Ленинград. В этом городе, с которым ее столько связывало, в котором «от легкой жизни» когда-то многие «сходили с ума», она и умерла 19 июля 1968 г.
Оказавшись в эмиграции, Георгий Иванов, грустя об ушедших временах, не забыл и ту, о которой часто, хотя и с иронией, вспоминал в своих мемуарах, написав:
Январский день. На берегу Невы
Несется ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея?
Все, кто блистал в тринадцатом году —
Лишь призраки на петербургском льду.
(Источник — http://www.silverage.ru/poets/pallada_bio.html)
***

Не подниму свою вуаль,
Для поцелуя губ не покажу,
И перчатка моя узка ль,
И жмет ли больно пальцы, не скажу.

Сегодня вам не разгадать
Сквозь светлую вуалевую тень,
Зачем мне так хотелось спать,
И почему томит сегодня лень.

Коснетесь вы моей перчатки,
Пытливо взглянете в глаза, но жаль:
Вам так и не решить загадки,
Сквозь светлую, как облако, вуаль.
1913 г.
***

Ты так изысканно-изнежен,
Когда целуешь пальцы рук моих,
И в мадригале ты небрежен,
И даже льстив в признаньях глаз одних.

И я порою вспоминаю
Тебя, кавалерийского певца,
И ту перчатку сохраняю,
Что раз коснулась твоего лица.

Я знаю, ты всегда спокоен
И горд, что на плечах твоих мундир,
И так доволен тем, что строен,
Столичных женщин молодой кумир.

Ты так изысканно изнежен,
Всегда, везде желанный кавалер.
Прости, коль будешь ты рассержен,
Узнав, что описал тебя Мольер.
***

Пусть никто не видит, как надену шляпу,
Как пред зеркалом закутаюсь в меха.
И, пожав котенку «Принцу» нежно лапу,
Выйду на Фонтанку встретить жениха.

Пусть никто не видит, как прожду напрасно,
Как я буду мерзнуть в шелковом манто,
Как из глаз моих польются слезы страстно
В миг, когда с другой проедет он в ландо.

Пусть никто не слышит, как вода в Фонтанке
Вдруг плеснет привычно, задрожав слегка.
Только станет грустно маленькой служанке
Ждать меня напрасно дома до утра.
1914
***

О милая, о родина моя, Варшава!
Я взята в плен твоей красивостью и солнцем.
В созвучиях столиц отдельная октава,
Томишь мечту забитым траурно оконцем.

О паны гордые и трепетные панны!
В мазурке мчась, как принцы и принцессы сказки,
Вы свято помните прадедовские рамы
За чарою вина, в любви и нежной пляске.

И отрешась от всех жестоких обвинений,
Провозглашаю тост, чтобы разбить молву.
За родину одну, за наш единый гений,
Мой тост за двух сестер — за Вислу и Неву!
***

Пред алтарем светильник жертвенно зажгла,
Но пред тобой склонила я колени,
Я богу моему молитвы вознесла,
Но лишь к тебе ведут меня ступени.
1913, озеро Сото
***

Не я ли с необычным мне смиреньем,
Без ропота, с покорностью к вам шла?
Внимая вашей лжи, с таким терпеньем,
Не я ль служанкой вашею была?

Не я ли жажду вашу утолила
Последней чашею моих страстей,
И с затаенной ревностью следила,
Чтоб взгляд с моим не встретился ничей?

Но если вам уже не мил мой дар,
И если вас уж больше не дурманит
Искусство всех моих любовных чар,
Пусть ваша смерть мне насмерть сердце ранит.
1913
***

Я не хочу писать стихами,
Я не умею,
Я лишь скользну по ней глазами,
И покраснею.
Она любви случайной муза,
Я — переписчик.
На ней мила из кружев блуза
И узкий лифчик.
Не буду я писать стихами,
Раз нет таланта.
Я искушу ее губами,
Дождавшись фанта.
Она поймет и мне ответит
Своим согласьем.
Амур для нас стрелу наметит,
Сведет участьем.
***

«За что? — она спросила Бога, —
В удел мне тернии, в удел мне кровь?»
— «За то, что было слишком много,
Тех, кто желал узнать с тобой любовь».

Источник

Вам также может понравиться

Амигуруми любит весь мир. А вы?

Талисманы и мягкие игрушки амигуруми —

«Музыкально-ветренный» талисман от фэншуй

Восточные учения основательно обосновались в нашей жизни.

Самые мощные камни-талисманы по знаку зодиака

Талисманы в виде камней могут стать проводником, защищать

Ароматы в качестве магии, привлекающей домашнее благополучие

Человека окружают различные ароматы, в том числе приятные