Оберег для берегини елена антошина
Случайности — любимые игрушки Судьбы.
Приступ скрутил ее внезапно.
Сквозь небольшое, забранное нежно-васильковыми занавесками окошко щедро лился свет полуденного солнца; сейчас он казался не золотистым, а багряным, причиняя боль глазам. Запахи развешанных по всей комнатке трав стали гуще, смешались и почти не давали дышать. Раздраженный стук в дверь эхом отзывался в голове, а вторивший ему голос раскаленным прутом пронзал виски:
— Я знаю, что ты здесь! Ядвига, отвори! Сколько еще твоя мелкая паршивка будет портить мне жизнь?!
Впрочем, благодаря ему готовое отделиться от тела сознание вернулось на место.
Лежащая на медово-желтом деревянном полу женщина с трудом приподнялась на дрожащих руках, закусила губы, чтобы с них не сорвался стон, и медленно поползла к столу.
Всего три шага. Три шага, которые сейчас казались непреодолимыми верстами.
Под непрекращающиеся стук и брань Ядвига добралась до цели, цепляясь за стену, поднялась и рухнула на лавку. Перевела дух, потянулась к изумрудно-зеленой склянке. Едва не опрокинула ее, лишь в последний миг сжав в слабых пальцах. Выпила залпом, даже не поморщившись от давным-давно ставшей привычной горечи. Откинулась назад, прислонилась к стене.
За дверью не унимались. Удары стали слабее и реже, зато ругань — изобретательнее.
Видно, опять Яра за этим мерзким колдунишкой на кладбище подчищала. Ему бы спасибо девчонке сказать, а не вопить во все дурное горло.
Выдохнув сквозь сжатые зубы, женщина размахнулась и бросила опустевшую склянку на пол. Раздавшийся звон поспособствовал тишине, чем Ядвига и воспользовалась.
— Посмеешь ее тронуть — удача от тебя не то что отвернется, задом придавит, — громко и четко произнесла она, зная, что по ту сторону двери затаили дыхание. — Я сказала. Ты услышал. Да будет так.
Возмущенный вопль, последовавший за этим, Ядвигу уже не волновал. Ее вновь затрясло, перед глазами поплыл туман. Да, прежних сил у нее не было, но на проклятье-предупреждение их вполне хватило.
Пришлось выпить еще одну порцию лекарства. Ядвига не обольщалась, что может вылечиться, о нет.
Статная, красивая, молодая еще женщина умирала. Медленно, без надежды на чудо. Она сама когда-то выбрала такую судьбу — и ничуть не жалела сейчас. Единственное, что пугало, глодало сердце — мысли о том, как будет жить без нее Ярослава.
Кинув быстрый взгляд на большой сундук в углу комнаты, Ядвига вытянула из-за ворота платья непритязательный камешек на простом шнурке. Действие, ставшее привычным за долгие годы. Вытащить амулет, полюбоваться на его зеленовато-серый оттенок — и от души поблагодарить Создателя за еще один спокойный день, подаренный их маленькой семье.
К этому спокойствию женщина тоже привыкла. А потому тревожный алый цвет камня ее ошеломил.
К сундуку Ядвига бросилась, позабыв о слабости. Упала возле него, едва не приложившись головой о железную оковку. Упрямо подползла ближе, откинула тяжелую крышку, вывалила прямо на пол старую одежду.
Извлеченный из-под нее лист дрожал в руках, буквы расплывались. Но она и так знала, что там написано — до последнего слова. Не так уж давно бессонной ночью выплескивала на бумагу то, что съедало ее душу последние двенадцать лет.
«Милая моя девочка. Надеюсь, ты сможешь понять и простить. Я все еще надеюсь, что найду силы сказать тебе все в глаза, но боюсь, что жизнь не даст мне столько времени, а потому. Ты должна знать. ».
Лист жалобно зашуршал, сминаясь в тонких пальцах. На пол снегом падали мелкие обрывки, которые при всем желании никто уже не сложил бы воедино.
— Нет, — шептала Ядвига, собирая клочки в пригоршню и тратя последние искры силы на то, чтобы обратить их в пепел. — Не должна ты знать. Не сейчас.
Обстоятельства изменились. Ее девочка достойна спокойной жизни, в которой не будет потрясений, несчастий и постоянной угрозы смерти.
Воздух кончился неожиданно. Женщина судорожно всхлипнула, схватившись за сердце, и тяжело опустилась на пол.
И уже сквозь затуманившую сознание пелену услышала легкие шаги, почти не потревожившие скрипучие ступеньки крыльца, срежет ключа в замке. Полный страха девичий крик.
А потом наступила тишина.
Для знахарки Ядвиги все было кончено. Для ее юной ученицы все только начиналось.
Скрип старой рассохшейся телеги, легкое дыхание ветра на щеках, колючие стебельки пряно пахнущего сена, сквозь одежду впивающиеся в тело. Сон ушел, оставляя после себя чувство легкого разочарования и ленивую негу, разлитую по венам вместе с кровью.
Ох, и разморило же меня. Поморщилась, отведя от лица щекотную сухую метелку, прислушалась к тихому голосу, раздававшемуся с козел. А, менестрель. Так и вещает, не переставая, а старый возница и рад-радешенек — кто ж сказок-то не любит, особенно в дороге?
— . И засиял новорожденный мир под юным солнышком, заиграл разноцветьем, наполнился птичьим щебетом да ароматами трав и цветов. Был он свеж и приволен, и Силы, воплощение помыслов Создателя, полюбили его. Да так крепко, что не захотели покидать свое творение и слились с ним, став его душою. И огонь, что даровал тепло, и вода, что утоляла жажду, и ветер, наполняющий паруса, и земля-кормилица — все несло в себе частички Сил, и Силы сами были огнем, водой, ветром и землею. И шли года, наполненные благостью и процветанием, пока однажды тьма не коснулась сущности нескольких Сил, не пробралась в сердца, точа их изнутри, как червь точит яблоко. И возжелали они поклонения и власти, чтобы молитвы и чаяния людские обращались не к Создателю, а к ним, чтобы лишь они могли вершить судьбы, казнить и миловать. Силы отвернулись от Создателя и собратьев, объявили себя богами и, вселив в людей страх, заставили почитать себя. А душа мира, лишившись нескольких нитей, поблекла, и с тех пор солнце уже не светит так ярко, как раньше. Немы остались отступники к воззваниям братьев и Создателя, и он не вмешивался в их дела, ибо знал, что им уготовано. Создатель лишь давал людям твердость духа и веру в лучшее, надежду и любовь, и Силы не могли сломить род людской. Но и тогда боги не образумились. И сбылось по слову Создателя — пришел в мир смертный, от руки которого суждено было сгинуть ослушникам.
Телега заскрипела еще горестнее, с трудом разворачиваясь на повороте. Я распахнула глаза, ойкнула и, подхватив сумку, спрыгнула на землю, прокричав:
— Спасибо, дедко Макей, вовек твоей доброты не забуду!
— Ступай уж, егоза, — обернулся ко мне возница, поправив старую соломенную шляпу на седой голове и озорно блеснув не по годам ясными глазами. — Создатель в помощь!
Я улыбнулась и, махнув на прощание рукой, проследила, как телега сворачивает с широкой дороги на едва заметную, заросшую травой. Хорошо было бы ехать с дедко Макеем и дальше, да вот не по пути нам оказалось.
А жаль, дослушать бы сказку менестреля. Хотя и так ее знала, но уж больно складно да проникновенно у него получалось говорить, не у всякого старые истории интереснее новых звучат.
Недовольно тряхнула головой, убрала с лица непослушные короткие пряди и мрачно усмехнулась собственной глупости. До сказок ли, когда имеешь ворох проблем, самая безобидная из которых — отсутствие места для ночлега?
Дорога ровной серой лентой расстилалась в обе стороны, сливаясь с линией горизонта, и сколько предстояло прошагать по ней, прежде чем появится какое-нибудь поселение, я совершенно не представляла.
А все проклятый колдун.
Я в сердцах бросила увесистую сумку на заросшую пыльной травой обочину и уселась рядом, горестно подперев щеку ладонью.
Как же хорошо жилось на свете при наставнице! Нас никто не трогал, селяне уважали и почитали, и я даже подумать не могла, что когда-нибудь окажусь без крыши над головой!
Родителей я не знала, не представляла даже, живы ли они и по доброй ли воле отказались от меня. В детстве я часто выбегала на дорогу и вглядывалась вдаль, мечтая, что вот-вот за мной приедут. Что меня потеряли много лет назад и наконец-то отыскали. Наставница лишь вздыхала и качала головой, но никогда не ругалась и не пыталась очернить родителей. Может, потому и сейчас в моей душе не было злобы на них. Может, потому я до сих пор свято верила — не бросали они меня, просто. не нашли.
Дура великовозрастная! — с досадой подумала я, очнувшись от дум и обнаружив, что плачу. Слезы ручьем текли по щекам и капали в ворот, противно щекоча шею. Я передернулась, еще разок как следует отругала себя-наивную и по-простому вытерла слезы рукавом рубашки. Наставница заругала бы. Она была очень доброй и понимающей, но за моим обучением и воспитанием следила строго. Можно подумать, кому-то в нашей глуши сдались мои хорошие манеры. Не со старостой же, мошенником и бабником, расшаркиваться? И не с упырями, которые на сельском кладбище каждое полнолуние как грибы после дождя вылезают.
Только и слышала от Ядвиги, что девице не пристало ругаться, драться, носить штаны. Мы с ней словно в разных мирах существовали, и если в ее мире и можно было следовать многочисленным правилам без ущерба для здоровья, то в моем жизнь была проста и сурова, как и ее законы — или ты, или тебя. Первый раз получив на орехи, я твердо уяснила, что никто на помощь мне не придет, а потому в следующий же раз перестала строить из себя беспомощную воспитанную барышню и пустила в ход руки, ноги и даже зубы. Отчитывали меня потом долго, но я была счастлива при одной только мысли о разбитых носах сыночка старосты и его противной сестрицы. Сколько воды уже утекло, а все равно вспомнить приятно! С той поры меня не задирали, ведьмой и подкидышем не дразнили и вообще десятой дорогой обходили. А мне и на руку — друзей в селе у меня все равно не было, а враги должны уважать и бояться. Или хотя бы второе.
А вообще, повезло мне. Сиротой росла, но не на улице. И дом, и заботливая наставница у меня были.
Последний год Ядвига тяжело болела. Ни травки, ни заговоры не действовали, лишь временно облегчая ее состояние, а колдун местный, когда я, вопреки воле Ядвиги, к нему на поклон пришла, помогать не пожелал. Не любил он нас с наставницей, уж даже и не представляю, почему. Вроде дорожку ему никогда не перебегали, да и то — я магией совсем не владела, Ядвига знала лишь азы, вся наша сила в травах заключалась. Возможно, дело было в личных причинах, наставница о том никогда не говорила.
К другим магам она наотрез отказалась обращаться.
На следующий день после похорон мне пришлось собирать вещи и уходить из дома, в котором я провела большую часть жизни. Не помогли ни заработанная репутация, ни привычка отстаивать свое до последнего. У колдуна каким-то чудом (им же самим и сотворенным, полагаю) оказались бумаги на наш с Ядвигой домик, и выражать свое несогласие было бесполезно. Пришлось смириться.
Идти было некуда. Вернее — куда угодно можно пойти, все дороги Союзных королевств отныне мне доступны, вот только без конкретной цели делать на этих дорогах нечего. Когда-то я мечтала о том, что однажды покину село, но одно дело, когда ты сам делаешь выбор, принимая его и сердцем, и умом, и совсем другое — когда его делают за тебя, не интересуясь твоим мнением. Страшно начинать жизнь с чистого листа, не имея за душой ни денег, ни поддержки.
Однако долго ломать голову над этой проблемой не пришлось. Пешие прогулки и свежий воздух весьма способствуют размышлениям, и уже к вечеру первого дня самостоятельной жизни я решила идти в Мироград. В столице по-любому работу найду, толковые знахари везде в цене.
Передохнув, я встала, взвалила на плечо тяжеленную сумку и зашагала в нужном направлении. Может, удача и на этот раз не отвернется и найдется кто-то, согласный подвезти меня до города?
Спустя полчаса по дороге, вздымая клубы пыли, промчались два всадника. Что характерно — мимо шарахнувшейся на обочину меня. Может, и к лучшему — все-таки не безобидные старые крестьяне на телеге, от таких добра ждать не приходится.
С этими мыслями я и свернула с пути, заметив довольно-таки широкую прореху в придорожных зарослях. Ноги уже гудели, глаза слипались — хотелось лечь и уснуть, и неважно, что спать придется на земле под открытым небом, уже наливающимся темными красками.
Далеко идти не пришлось. Буквально через несколько шагов я вышла на просторную полянку. Посреди нее обнаружилось углубление, окруженное камнями странной округлой формы и разной высоты, за самым низким из которых я без проблем могла спрятаться, не пригибая головы. Такие же камни были разбросаны и по самой полянке и очень походили на каменный лес перед оригинальным замком.
Что-то это напоминало, но вот что именно — я так и не вспомнила, как ни напрягала память. Разум твердил, что нужно убираться отсюда подобру-поздорову, но любопытство, как всегда, оказалось гораздо сильнее, и я, стараясь не дышать и идти как можно тише, направилась к странному укреплению.
До него оставалось всего пара-тройка шагов, когда земля дрогнула, взметнулась прошлогодняя истлевшая листва вперемешку с ветками и прочим мусором. Прокашлявшись и разлепив запорошенные веки, я столкнулась со взглядом злобных черных глаз, в глубине которых тлел алый безумный огонек.
— Светлые звезды, — просипела я.
— Ш-ш-ш, — негостеприимно отозвался не особо крупный, но оттого не менее зубастый дракон.
Он был зол. Очень зол. И, подозреваю, голоден. Длинный шипастый хвост нервно подергивался, как у раздразненного мальчишками уличного кота, из ноздрей шел пар, а внимательные глаза, казалось, видели сквозь камни, что мне совершенно не нравилось, ибо за одним из валунов я и притаилась, понадеявшись на удачу.
Мокрая от пота рубашка противно липла к спине, хотелось пить. а еще — жить. Пробуждаются иногда в человеческой душе подобные желания, особенно — при встрече с дикими драконами.
Сжав зубы, я прижалась плечом к покрытому сажей камню и закрыла глаза, молясь, чтобы изумрудный крылатый ящер наконец-то умерил свою подозрительность и убрался восвояси.
Угораздило же меня. Хотя по всем признакам гнездо пустует давным-давно, даже скорлупы от яиц на полянке не видно. Все, что могло бы напомнить о когда-то проживавших здесь драконах — кроме самого дракона, разумеется! — это оплавленные камни. да несколько чешуек, которые, если хорошенько поискать, можно найти в куче мусора, устилавшего пол бывшего гнездовья.
Мы с наставницей раньше специально такие искали. Чешуйки считались редким и ценным ингредиентом многих зелий, при умелом использовании могли поставить на ноги смертельно больного. Вот только их хозяева прежде нам не попадались. Или же — мы не попадались им.
Но все когда-нибудь бывает впервые.
Камень дрогнул от мощного удара, и я кубарем вылетела из-за ненадежного укрытия. Пока опасный, но туповатый ящер добросовестно крошил ни в чем не повинный валун, я перебралась за другую каменюку, с сожалением отметив, что единственный путь к отступлению перекрыт крылатым недоразумением. Не сквозь же колючие заросли ломиться? Эдак от одной беды уйдешь, да другую найдешь — страшенные шипы на коже места живого не оставят. Впрочем, дракон ничуть не лучше, он и меня саму живой не оставит.
Пока я решала, стоит ли рискнуть и попытаться пробраться через колючки, по полянке пронесся странный гул. Это невесть откуда прилетевший камень звонко столкнулся с затылком увлекшегося разрушительной деятельностью ящера. И еще один, и еще. Ух, какая мелодия, колокольный звон отдыхает! Рыкнув, дракон оторвался от уничтожения валуна, резко развернулся, едва не сшибив хвостом мое укрытие, и получил в лоб. Кинжалом! Оружие отскочило от костяного нароста, оставив глубокую царапину, чем весьма удивило дракона, с которым, кажется, еще никто не обращался столь возмутительно невежливо. Еще ярче разгорелись алые сполохи в его глазах, что в сумерках смотрелось особенно впечатляюще, и ящер рванулся вперед — лишь затем, чтобы снова получить по многострадальному, хоть и крепкому лбу, на сей раз — рукоятью меча. Удар получился что надо, и дракон и не подумал откусить сжимавшую оружие руку, а ошалело затряс башкой, будто большая собака, и отступил. А высокий парень, коему, собственно, и принадлежал меч, закрепил успех еще одним ударом, после чего дракон наконец-то очнулся.
Никогда не считала себя слабонервной, но то, что вытворял нежданный-негаданный защитничек, повергало в шок. Я могла в любую минуту покинуть поляну, благо что дракону теперь было не до меня, но даже дышала через раз, не в силах отвести глаз от странного поединка и отделаться от ощущения, что попросту сплю.
Он что — ненормальный?! Вцепившись в острый край каменюки, я с ужасом следила за прыжками и быстрыми, выверенными движениями мечника. Дракон был озадачен не меньше меня, неуверенно порыкивал и пятился, позабыв о том, что противника можно попросту поджарить. Нет, он, конечно, пытался огреть чересчур верткую и наглую добычу то хвостом, то лапой, то усеянным шипами крылом, только вот всегда промахивался. В отличие от его противника, который молниеносно наносил удар за ударом.
А меч-то явно заговоренный — толстую шкуру пробивает.
Долго это не продлилось — ящер оказался на диво ранимым и нежным.
Обиженно взревев, он неуклюже подпрыгнул, поджав раненую лапу, задел резко распахнувшимся крылом не успевшего среагировать парня и свечкой взвился в небо.
— Леш-ш-ший, — раздался свистящий шепот, и я, с трудом оторвав взгляд от изумрудного блика, скользящего в темно-лиловых облаках, увидела, что мой защитник растянулся на вытоптанной траве, прижав руку к груди.
Похоже, не столь уж и легко далась ему победа.
Опустившись рядом с горе-победителем на колени, я первым делом проверила пульс. Сердце билось ровно и четко, что немало меня порадовало. И лишь потом взглянула ему в лицо — и едва не отшатнулась от неожиданности.
На нем была маска из неизвестного мне серебристого материала, оставляющая открытыми только четко очерченные губы, плотно сжатые от боли, и упрямый гладкий подбородок. Я нерешительно протянула руку, но не успела даже кончиками пальцев коснуться заворожившей вещицы, как крепкие пальцы сжали мое запястье.
— Не нужно, — раздался хрипловатый тихий голос.
Я вздрогнула и наткнулась на внимательный взгляд темно-синих глаз.
— Извини, — чувствуя себя на редкость неловко, буркнула я. — Ну хоть рану-то можно посмотреть? Я знахарка, не бойся, хуже не сделаю.
— Смотри. — Чуть поколебавшись, он с явным трудом сел и убрал зажимавшую рану ладонь.
Я недовольно поцокала языком. Рубашка пропиталась кровью, в стремительно сгущающихся сумерках кажущейся черной. Судя по всему, парень напоролся на один из шипов, что украшали крылья дракона.
— Рубашку сними, — нахмурившись, бросила я. Поймала настороженный взгляд и тяжело вздохнула: — Да не съем я тебя, просто рану осмотрю!
Она оказалась не такой ужасной, как я боялась. Но и безобидной назвать ее было сложно. Тут нужен маг, а не знахарка без внушительного запаса травок. Но я сделала все, что могла — разожгла небольшой костерок, вскипятила воду в своем «походном» котелке, промыла рану. Отыскала прихваченные из дома готовые заживляющие и противовоспалительные мази и порадовалась своим предусмотрительности, обидчивости и нежеланию оставлять проклятущему колдуну свое собственное добро. Да, тащить все это было тяжело, но, как показала практика, оно того стоило!
Как и несколько сюрпризов, ждущих захватившего наш дом колдуна, ежели он осмелится тронуть то, что я не смогла взять.
Пока обрабатывала рану, тянувшуюся через правую сторону груди, слева, напротив сердца, заметила большое родимое пятно, очень похожее на раскинувшего крылья дракона. Красиво и необычно, но спросить о нем я не рискнула — еще до этого попыталась разузнать о маске и натолкнулась на стену настороженности и отчуждения. Дура, конечно, нечего к человеку с такими вопросами лезть! Просто привыкла, что знахарям о своих проблемах без стеснения рассказывают. Придется отвыкать, я уже не в своем селе, а в большом мире за излишнее любопытство и неприятностей огрести можно.
Но в этот раз мне повезло — парень оказался добродушным и вскоре забыл о моей оплошности, за что я была ему очень благодарна.
Затянув последний узелок широкого бинта, я на несколько мгновений задумалась и, решившись, сняла с шеи медальон. Подержала его в ладонях, любуясь бликами на бледном золоте и умело выгравированной полураспустившейся розой, осторожно провела подушечкой пальца по крышке, активизируя наложенное Ядвигой поддерживающее заклинание, и протянула раненому:
— Я сделала все, что могла, но тебе нужен маг. Как можно скорее. Возьми, это тебя поддержит. Магии в нем немного, но до ближайшего города, если он расположен не далее чем в дне пешего пути, хватит.
— А не жаль с такой красотой расставаться? — недоверчиво хмыкнул парень.
Я закусила губу. Жаль, конечно, ведь это единственное, что осталось у меня в память о родителях, но.
— Меня учили, что жизнь дороже, — невесело сказала я. — Так что носи. И не теряй. Даст Создатель, свидимся еще. Тогда и вернешь. — И строго глянула на него.
— Обязательно верну, — клятвенно пообещал он, заправляя медальон под рубаху. А потом покопался в прикрепленной к поясу небольшой сумке и улыбнулся, протянув мне занятную вещицу: — Держи взамен. На удачу.
В глубине прозрачной капельки-подвески, покачивающейся на тонкой серебряной цепочке, танцевало отраженное пламя костра. Вздохнув, я надела подарок на шею, спрятала под одежду. Словно тысячи маленьких солнечных лучиков вошло под кожу от соприкосновения с прохладной гладкой поверхностью кулона. Я прижала его ладонью и растерянно взглянула на парня:
— Слушай. Мы тут подарками обмениваемся и даже не знаем, как друг друга зовут.
Он рассмеялся и протянул мне руку:
Я, немножко поколебавшись, осторожно дотронулась до его ладони, оказавшейся сухой и теплой:
На обочине мирно паслись две лошади и, вытянув длинные ноги, скучал спутник Эгора, заметно оживившийся при виде выбравшихся из бывшего драконьего логова нас, живых, но изрядно потрепанных. Воды едва хватило на то, чтобы умыть лицо, да и то я не была уверена, что копоть, которой щедро поделились валуны и земля, полностью смылась. Так что веселые искорки, зажегшиеся в синих глазах назвавшегося Фотием парня, я вполне понимала, но в другой ситуации вряд ли простила бы. Как и деланное изумление на лукавой физиономии при известии, что я вовсе не «какой-то странный мальчишка», как он вначале подумал, а обряженная в мужскую одежду девушка. Ну да, еще я по трактам в платье не шастала. И пусть это хоть трижды неприлично и подобает только магам! Я настолько вымоталась, что сил выяснять отношения и учить кое-кого хорошим манерам просто не осталось, а потому просто махнула рукой на зубоскала. Пусть веселится, от меня не убудет.
Пропустив мимо ушей шпильку о паре трубочистов, Эгор кинул весельчаку мою сумку, под тяжестью которой Фотия сложило пополам, запрыгнул в седло и буквально втащил меня туда же. Я покрепче вцепилась в парня и, прижавшись щекой к его спине — все равно рубаха грязная, — устало закрыла глаза.
До ближайшего городка оказалось совсем недалеко. Там я и распрощалась со спутниками, которым, увы, нужно было совершенно в другую сторону. От предложения проводить меня я отказалась — не хотелось нагружать своими проблемами незнакомых людей. Сама справлюсь, не маленькая. К тому же Эгору необходим хороший целитель, которого, как правило, в столь крошечных городишках днем с огнем не сыщешь.
Посмотрев вослед двум всадникам, я неосознанно сжала кулон и решительно распахнула дверь трактира, до которого меня, собственно, и довезли.
Источник
