Фантаст-пророк: сбывшиеся предсказания Герберта Уэллса
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
В 1897 г. Уэллс издал новеллу «Человек-невидимка», сама идея которой впоследствии стала предметом споров ученых. Сегодня стелс-самолеты невидимы для радаров, а также изобретен метавещественный камуфляж, создающий иллюзию невидимости. В романе 1898 г. «Война миров» Уэллс описал захват Земли марсианами, уничтожить которых людям удалось с помощью простой бактерии. В ХХ в. поиски внеземных цивилизаций действительно приняли всемирные масштабы, а над разработкой бактериологического оружия активно трудились ученые и военные. В «Войне миров» автор также пишет о газовых атаках и «тепловых лучах», с помощью которых пришельцы уничтожали своих противников, – этим он предвосхитил возникновение лазерного оружия. Еще одна идея Уэллса, реализовавшаяся в скором будущем, – это «введение в кровь питательных веществ».
Еще до начала мировых войн фантаст описал их катастрофические последствия: инфляцию и другие экономические проблемы, безработицу, голод и политические кризисы. Летательные аппараты тяжелее воздуха еще только планировались, а марсиане Уэллса уже создали свой самолет. В романе «Освобожденный мир» (1914) писатель рассуждал о возможности расщепления атома и создании атомной бомбы. И эти идеи тоже, к сожалению, нашли свое воплощение в реальной жизни.
В 1901 г. Уэллс издал книгу «О воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль», в которой содержалось немало поразительно точных прогнозов. Писатель предвидел то, что железнодорожный транспорт вскоре уступит лидирующие позиции автотранспорту и высказывал свои предположения относительно его эволюции: «Бесчисленные опыты с автомобилями, производимые в настоящее время, так возбуждают воображение и так много людей трудятся над их усовершенствованием, что не верится, чтобы неудобства этих экипажей – их толчки, неуклюжесть, оставляемый за собой неприятный запах – не могли быть вскоре устранены». Автор справедливо предполагал, что железные дороги вскоре будут использоваться только для транспортировки тяжелых грузов и массовой перевозки людей.
А вот в перспективности авиатранспорта писатель сомневался: «Воздухоплавание вряд ли внесет существенные перемены в систему транспорта, – писал он. – Человек – не альбатрос, а земное двуногое, весьма склонное утомляться и заболевать головокружением от чрезмерно быстрого движения».
На телефон Уэллс возлагал надежды, позже реализованные интернет-связью: «Вы только подумайте о том, что будет осуществляться при помощи телефона, когда он войдет в общее употребление. Труд шатания по лавкам почти отпадет: вы распорядитесь по телефону и вам хотя бы за сто миль от Лондона вышлют любой товар; в одни сутки все заказанное будет доставлено вам на дом, осмотрено и в случае непригодности отправлено обратно. Хозяйка дома, вооружившись трубкою и не двигаясь с места, будет иметь в своем распоряжении местных поставщиков и все крупные лондонские магазины, театральную кассу, почтовую контору, извозчичью биржу, доктора…».
Некоторые прогнозы Уэллса не осуществились: так, он предполагал, что в больших городах люди будут перемещаться с помощью движущихся тротуаров-конвейеров. Недооценивал автор и роль танков и подводных лодок в военных действиях. Фантаст ошибся и в прогнозах относительно создания единого мирового государства и сохранении основной роли женщины как домохозяйки.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Источник
Сбывающиеся сценарии цивилизации
Дата публикации 30 мая 2010 . Опубликовано в История и люди
Из 86 предсказаний Герберта Уэллса сбылось 75. А секрет «Машины времени» Герберта Джорджа Уэллса не разгадан до сих пор. Уэллс родился 21 сентября 1866 года. Тогда 38-летний классик фантастики Жюль Верн (1828–1905) при всем даре провидца вряд ли смог предугадать появление столь дееспособного конкурента. Да и Герберт Уэллс не предвидел свою судьбу классика научной фантастики и родоначальника мировой футурологии.
В 78 лет, будучи очевидцем атак на Лондон немецких реактивных роботов «Фау-1» и «Фау-2», Уэллс, рискуя жизнью, отказываясь следовать за домочадцами в бомбоубежище, пишет завещание в кабинете, освещаемом заревом пожарищ. Признанный уже во всем мире фантаст и политик обращается к человечеству с потрясающей горечью: «Дурачье – я же предупреждал вас, так будьте вы прокляты!».
О чем же он предупреждал? Прежде всего его захватила мысль о неминуемом вырождении людей как вида. Под несомненным влиянием Гексли он создает шедевр «Машина времени», первую редакцию которого публикует в 1895 г. Учителю он пишет: «Отправляя Вам эту книжечку, я тешу себя надеждой, что она Вас заинтересует. Центральная идея – вырождение нашей благополучной цивилизации. Эта идея – определенный результат изучения основ биологии. Я был одним из Ваших студентов в Королевском колледже наук, и вот в итоге. эта книжечка». Спустя год появился «Остров доктора Моро», предвосхитивший чудеса хирургии XX века, но сбылось пока еще не все уэллсовское.
Он не ограничивается «биологизмами», смещая фокус своего таланта к физико-техническим сценариям. Уже в «Машине времени» он кое в чем предвосхищает работы Пуанкаре и Эйнштейна с Минковским, объясняя, что время – это почти такая же координата, что и остальные три пространственные. Значит, можно двигаться и по времени!? Знал ли он впоследствии, что в отличие от трех пространственных координат четвертая координата – время не «действительно», а «мнимо»? Пусть не знал, но его «Машина времени», несомненно, могла содействовать пониманию теории относительности, если не созданию этого революционного учения.
Удивительным, уникальным прогнозом был «уэллсовский лазер», которым он вооружил марсиан, вторгнувшихся на нашу Землю, в романе «Война миров», влияющем на мировую фантастику и поныне. Одним из первых эпигонов здесь выступил наш Алексей Толстой с его «Гиперболоидом инженера Гарина» (появившимся, кстати, не без влияния крупнейшего русского физика Лазарева). «Лазерность» марсианского оружия не просто в поражающем луче как направленной энергии. Луч марсиан – не расходящийся. Более полувека «заказные» физики глумились над невеждой-дилетантом Уэллсом, поскольку «любой луч света должен расходиться с расстоянием». И луч лазера, действительно, расходится, но во много раз слабее нелазерного.
Кстати, в 1880 году появилась работа об «аномальных» свойствах света, написанная юным гением Хендриком Лоренцем, одним из основателей теории относительности. Из нее еще тогда следовала бы принципиальная возможность создания лазера! Кто мог это понять кроме Уэллса, явно не разбиравшегося в дебрях теорфизики? Кто был тем гением, кто подсказал почти в готовом виде этот эффект тогда? Он общался со многими талантливыми деятелями науки и приватно, и на семинарах. Был ли это американизировавшийся серб Никола Тесла? Мог быть!
Для особо любопытных замечу: лазерный свет, в отличие от «обыкновенного» света, точнее – от теплового излучения, как бы хорошо ни было последнее отфильтровано и сфокусировано, максимально упорядочен – он не засорен тем, что называют энтропией (мерой необратимой хаотичности). Можно еще так выразиться: собственная температура лазерного луча – абсолютный нуль. Или так: лазерный луч – это световой кристалл. Фотоны лазерного излучения находятся в так называемом «чистом состоянии», в отличие от тепловых «планковских» фотонов, каждый из которых в среднем «нагружен» некоторым количеством энтропии, которое не зависит от температуры. Точнее, это 3,6 константы Больцмана – кинем кость образованному в физике читателю.
Уэллс не знал, да и знать не мог что-либо конкретное о лазерном излучении, кроме гениально угаданной однонаправленности. Тогда теории (Макса Планка – 1900 год) и «обычного» излучения до конца еще не были выстроены. Но стимулирующая роль Уэллса в научно-техническом прогрессе и здесь несомненна. Кто хотел (и мог) услышать – услышал!
В том же 1898 году он пишет сложное, перенасыщенное идеями и ситуациями произведение «Когда спящий проснется», напоминающее советскую «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, запоздавшую на многие десятилетия. Снова предрекается тупик нынешней цивилизации – общества потребления материальных и «духовных» наслаждений, вырождения рода человеческого. Но интересно не только это. От аморфного прогноза появления аэропланов (на которые он намекает и в «Войне миров» – летательные аппараты марсиан) он переходит к удивительно смелому предвидению, сбывающемуся только в ХХI веке (увидите это до 2020 года!). Аэроплан Уэллса «проекта 1898» размером около 200 метров и вместимостью до 2000 пассажиров, способен на кругосветный беспосадочный авиатур со скоростью «Конкорда» – удвоенной скоростью звука! Движется этот аппарат не чем иным, как микровзрывами капелек некоего вещества «фомайл». Термояд? Тогда? Вроде бы немыслимо. Не совсем так.
В статье 1881 года классика физики Дж. Дж. Томсона уже доказывалась эквивалентность энергии и массы покоя. И опять – несомненное влияние на прогресс: именно в теории Томсона от 1881 года усмотрел американский классик космонавтики Роберт Годдард (юношеская публикация 1907 г.) возможность космических путешествий с помощью ракетных двигателей, работающих на «субатомной» энергии. В более туманной форме аналогичную идею выдвигал тогда и Фредерик Содди, а наш мыслитель Александр Богданов (А. Малиновский) в те же времена пишет о марсианах, прилетающих к Земле на ракетных кораблях, питаемых энергией управляемого распада ядер (роман «Красная Звезда»). Циолковский здесь отставал.
В 1901 году Уэллса ожидал провал. В опусе «Предвосхищения» не без давления заурядных личностей он опускается до чрезмерно сдержанных оценок, «забывает» о революционных сценариях будущего – продуктах своих же гениальных озарений. Уэллс относит появление авиации к слишком далекому будущему, прославляя дирижабли и прочие архаизмы. Успех братьев Райт уже в 1903 году отрезвляет Уэллса. Он становится почти столь же раскован, как в более молодые годы, и публикует в 1908 году роман «Война в воздухе» с пророчеством мировой войны, корректным не столько с точки зрения технических деталей (аэропланы там чересчур мелки – как дельтапланы, а дирижабли гротескно грандиозны), сколько в смысле глобалистических предвидений войны между США и Германией, возрождения воинственного ислама и много чего еще, вплоть до наступления эпохи нового варварства. (Заметим в скобках что 6-тонный 4-моторный «Илья Муромец» Игоря Сикорского (1914 г.) имел размах крыльев 32 м. Завидев столь сверхфантастический аппарат, немецкие зенитчики отказывались верить, что это русский.)
Наступает год 1913-й. Успевший подружиться с открывателем изотопов как важнейшего явления природы, нобелевским лауреатом 1921 года по химии – Фредериком Содди (1877–1956), Уэллс заканчивает написанный под его явным влиянием самый провидческий роман «Освобождение мира». В нем он предсказывает «Атомную Бомбу» – это его термин! Ядерная взрывчатка у Уэллса – искусственный элемент каролиний – нынешний плутоний. Более того, он предрекает, что бомба атомная – «предтеча еще более страшных бомб» аналогичного класса. Поскольку Содди уже в 1907 г. публично высказывался о возможностях не только управляемого распада ядер, но и контролируемого ядерного синтеза, понятно, что Уэллс мог подразумевать Бомбу Водородную.
Эйнштейн, Бор и Резерфорд категорически отвергали этот прогноз-предупреждение. Мировое научное сообщество конформистски следовало корифеям. Но Эддингтон, Вернадский, Гайзенберг, Сциллард, Покровский и Вайцзеккер явились исключением… С 1939 г. ядерную угрозу начали осознавать даже политики.
В этом романе немало мест, подобных таким: «. И по сей день поля сражений той сумасшедшей эпохи содержат радиоактивные вещества и являются центрами вреднейших излучений. В розовеющем небе кружили стреловидные ласточкоподобные монопланы. Эти аэропланы были снабжены атомными двигателями. пять аэропланов с атомными бомбами. После атомных взрывов международные споры словно утратили всякое значение». Мало того, он как бы назначает с точностью до года такие даты, как открытие искусственной радиоактивности – на 1933 год. И Нобелевская премия, уже не виртуально, а реально, за это открытие присуждается супругам Жолио-Кюри – за 1934 год. Далее кое-что погорячее: пуск первой в мире атомной электростанции Уэллс предрекает в 1953 году в Англии. Реально – СССР, год – 1954-й.
В эйфории своего вместе с Содди прозрения Уэллс приписывает этой атомной энергетике любопытное качество сказочной выгоды: его АЭС в качестве «золы» производят. золото. Он не предвидел Чернобыля и реакции его ветеранов на подобные небылицы, хотя термоядерные электростанции будущего действительно обещают человечеству нечто подобное.
Он дожил пусть не до 1954-го, но до Хиросимы и Нагасаки успел-таки. Не стало Уэллса в августе 1946-го.
Источник
«Предвидения» Герберта Уэллса
Однако далеко не все знают, что Уэллс написал книгу, посвящённую предсказаниям развития техники в XX веке и тому, как это развитие повлияет на человечество. К удивлению издателей, тираж книги превысил тиражи всех ранних научно-фантастических романов Уэллса. В Англии книжка впервые вышла в 1901 году. Вскоре после выхода в свет её перевели в России, причём дважды: в Москве — в 1902 году, а в Петербурге — в 1903-м. (В дальнейшем цитаты приводятся по этим переводам, за исключением тех случаев, когда старый перевод уж очень плох.)
В Москве книга вышла под названием «Предвидения» с подзаголовком «О воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (это точный перевод оригинального заглавия).
Начинает автор с транспорта. Он полагает, что железные дороги с их паровозами во многом лишатся своего значения, уступив его автомобилю: «Бесчисленные опыты с автомобилями, производимые в настоящее время, так возбуждают воображение и так много людей трудятся над их усовершенствованием, что не верится, чтобы неудобства этих экипажей — их толчки, неуклюжесть, оставляемый за собой неприятный запах — не могли быть вскоре устранены». А когда это произойдёт, появятся очень широкие автомобильные дороги, некоторые из них — частные, платные. Возможно, для них разработают особые покрытия. Поездка на автомобиле удобнее железнодорожной, так как путешественник сможет останавливаться там, где ему вздумается, ехать медленнее или быстрее.
Появятся фургоны с двигателями внутреннего сгорания для развоза мелких грузов, а там и моторизованные омнибусы. Вдоль дорог возникнут мастерские для ремонта автомобилей. Железные дороги сохранятся — хотя бы частично — для перевозки тяжёлых грузов и «оптовой» перевозки людей (так и произошло), но чтобы увеличить вместимость вагонов, колею придётся расширить (а вот этого не случилось).
Развитие автомобиля позволит увеличить размеры городов. По мнению Уэллса, радиус города, удобного для жизни, обычно равен тому расстоянию, которое можно преодолеть за час. Если жители ходят пешком, диаметр города не превышает 10 км, если ездят на лошадях — вдвое больше, а если пользуются автомобилем, развивающим большую скорость — 45 км/ч, то он может составить 90 км. Причём Уэллс не сомневался, что 45 км/ч не предел для автомобилей будущего. И к концу XX века население Лондона, Петербурга и Берлина превысит 20 миллионов жителей, а Нью-Йорка и Чикаго — 40 миллионов.
Тут, как мы знаем, писатель ошибся. В Лондоне немногим более 8 миллионов жителей, в Петербурге — 4,5 миллиона, в Берлине — 3,5, в Нью-Йорке с пригородами — около 19 миллионов, в Чикаго — почти 10.
Внутри города для пешеходов Уэллс предвидел сеть движущихся тротуаро-конвейеров, какие к тому времени уже были показаны на всемирных выставках в Чикаго (1893) и Париже (1900). Их лучше всего было бы упрятать в систему туннелей, чтобы техника и пассажиры не страдали от превратностей погоды. Уэллс и тут ошибся. В городах господствует автомобиль, а «траволаторы» (так теперь называют движущиеся тротуары от английского travel — поездка) имеются в аэропортах, крупных торговых центрах, а кое-где и в метро для преодоления длинных переходов между линиями.
Уэллс сильно ошибся с авиацией. Он считал: «Воздухоплавание вряд ли внесёт существенные перемены в систему транспорта. Человек — не альбатрос, а земное двуногое, весьма склонное утомляться и заболевать головокружением от чрезмерно быстрого движения, и сколько бы он ни воспарял в мечтах, а жить всё-таки ему придётся на земле». И тем не менее писатель полагал, что к 2000 году непременно и даже, возможно, к 1950-му «будет изобретён такой аэроплан, который поднимется в воздух и благополучно вернётся на своё место».
О сенсационной новинке тех лет — радио он упоминает только однажды: военный корабль, обнаружив в море превосходящие силы противника, сможет вызвать подмогу посредством беспроволочного телеграфа.
Несколько страниц автор уделяет быту XX века. Технические усовершенствования жилища сделают слуг ненужными: «В современном хозяйстве прислуга необходима главным образом из-за неправильного устройства домов. В будущем их, вероятно, будут строить разумнее. Метенье мусора и стирание пыли было бы легко устранить при разумном устройстве домов. Так как не существует хороших согревательных приспособлений, приходится приносить в дома огромные количества угля, а вместе с ним и грязи, которую приходится удалять с огромной затратой труда. В будущем дома, вероятно, станут нагреваться при помощи труб, проведённых в стены, от общего сильного источника тепла. Дома будут вентилироваться через трубы в стенах, в которых воздух будет нагреваться, пыль задерживаться, а испорченный воздух выводиться простым механизмом. Во многих домах ещё сохранён обычай наливать в лампы керосин и чистить ваксой обувь, и этим занимается прислуга. В будущем хозяйстве керосиновых ламп не будет, а что касается обуви, то умные люди осознают, как неловко носить на себе очевидные признаки постоянного чужого труда, и станут носить такую обувь, чистка которой займёт не более минуты.
Массу излишней работы берёт в настоящее время и стол. Мытьё посуды означает перемыванье и перетиранье каждого предмета отдельно, тогда как можно было бы всю грязную посуду класть разом на несколько минут в очищающий растворитель и затем, сливши его, обсушивать».
«В настоящее время, — продолжает Уэллс, — заниматься кухонным делом со всеми его аксессуарами куда как обременительно. Вспомните подбрасывание под плиту топлива, накопление золы, невыносимый жар, необходимость хвататься за чёрные от копоти кастрюли и сковородки. И вот в нашем воображении рисуется злосчастная кухарка с пылающим от жара лицом и заголёнными руками, сальными и перепачканными сажею. А между тем, с помощью пары изящных таганчиков, накаляемых электричеством, снабжённых термометрами для контроля за температурой, кухарство превратится в приятную забаву для любой интеллигентной особы. Вдобавок с крыш исчезнут безобразные дымовые трубы, и кровля преобразится в чистый привлекательный открытый балкон».
Как видим, здесь предсказано появление центрального отопления, центрального кондиционирования воздуха, электрических кухонных приборов. Правда, рецепт растворителя, который бы за несколько минут сам отмывал грязную посуду, до сих пор неизвестен, зато появились посудомоечные машины. А на чистку обуви мы действительно тратим минуту-другую. И, как правило, не заправляем лампы керосином.
Большое значение Уэллс придаёт распространению телефона. «Вы только подумайте о том, что будет осуществляться при помощи телефона, когда он войдёт в общее употребление. Труд шатания по лавкам почти отпадёт: вы распорядитесь по телефону и вам хотя бы за сто миль от Лондона вышлют любой товар; в одни сутки всё заказанное будет доставлено вам на дом, осмотрено и в случае непригодности отправлено обратно. Хозяйка дома, вооружившись трубкою и не двигаясь с места, уже будет иметь в своём распоряжении местных поставщиков и все крупные лондонские магазины, театральную кассу, почтовую контору, извозчичью биржу, доктора. »
С помощью телефона можно будет и работать, не выходя из дома, например заключать сделки. И отпадёт необходимость держать контору в центре города и ежедневно ездить на работу.
И сами дома станут строить по-другому. Ведь кирпич, так широко употреблявшийся в XIX веке, — это всего лишь один шаг вперёд от глинобитных хижин наших далёких предков. Кирпич впитывает влагу, не особенно прочен, а строительство из него очень трудоёмко. «Бетонные глыбы оказались бы и дешевле, и пригоднее кирпича. В будущем все материалы будут плавно попадать на своё место, передвигаясь по проложенным для этого путям, и постепенно будут формоваться стены, столь же однородные, как краска, выдавливаемая художником из тюбика». Так предсказал писатель технологию возведения домов из монолитного бетона!
Радикально изменятся газеты. Если сейчас в них печатают «обо всём понемногу», чтобы привлечь как можно более широкий круг читателей, то в XX веке газеты станут специализированными — каждая на свою тему. Самые горячие и нужные многим новости — биржевые курсы, курсы валют, результаты розыгрыша лотерей и тому подобные сведения — станут поступать в дома по проводам и либо печататься на ленте вроде телеграфной, либо записываться на валик фонографа, чтобы подписчик мог их прослушать в удобное для себя время. Фонограф же будет почти в каждом доме, как сейчас барометр.
В газетах по-прежнему останется много рекламы, но страницы с рекламой станут так же редактировать, как все остальные газетные полосы. Если реклама назойлива и в тысячный раз восхваляет какой-то сомнительный товар, её либо отвергнут, либо возьмут огромные деньги за то, чтобы её поместить, да ещё засунут в самый конец отдела объявлений.
Отдельная глава посвящена методам ведения войны в XX веке. По мнению Уэллса, машины и обученные специалисты заменят в армии лошадей и набранных по призыву солдат. Уйдут в прошлое столкновения огромных масс вооружённых людей, война станет позиционной с отдельными вылазками мелких групп солдат (это оказалось в основном верным для Первой мировой, но не для Второй мировой войны). Большую роль сыграет велосипед — пехотинцев заменит велопехота.
Усовершенствуется стрелковое оружие. Ружьё, снабжённое «особого рода телескопом, позволит целиться в точку на расстоянии мили или больше. Оно сможет выпускать или по одной пуле, или при необходимости по целому дождю пуль. Весьма вероятно, что такое ружьё будет носить один человек, но возможно, что ружьё и боевые припасы будут прикреплены к велосипеду под управлением двух или нескольких солдат».
Военно-воздушные силы, представленные в основном аэростатами и дирижаблями, станут применяться главным образом для разведки и наблюдения. Вряд ли на летательных аппаратах смогут устанавливать огнестрельные орудия, тем более, что они при каждом выстреле дают толчок отдачи.
На будущность танков (слова такого, как и самой машины, ещё не было) Уэллс смотрит весьма скептически. «Можно предвидеть опыты с блиндированными передвижными прикрытиями для атакующих людей на обстреливаемой местности. Я допускаю даже возможность своего рода сухопутного броненосца, к которому уже сделан шаг с появлением бронепоездов. Но лично мне не нравятся и не кажутся надёжными эти громоздкие, неповоротливые машины».
Точно так же автор не видит большого проку в подводных лодках: «Признаюсь, как я ни пришпориваю своё воображение, а оно отказывается понять, какую пользу могут приносить эти лодки. Мне кажется, что они способны только удушать свой экипаж и тонуть. Уже одно длительное пребывание в них должно расстраивать здоровье и деморализовать человека. Организм ослабевает от долгого вдыхания углекислоты и нефтяных газов под давлением четырёх атмосфер. Даже если вам удастся повредить неприятельское судно, четыре шанса против одного, что люди его, дышавшие свежим воздухом, спасутся, а вы с вашей лодкой пойдёте ко дну».
Любопытно, что и в английском издании 1914 года автор не снял этот пассаж. Между тем уже через год после начала Первой мировой войны немецкие субмарины стали наносить британскому флоту большой ущерб.
Уэллс указывает, что агрессором в войнах XX века, скорее всего, выступит Германия, но победа окажется за союзом других крупных держав.
В специальной главе писатель рассматривает возможность появления в XX веке общего языка на всей планете. Как англичанину, Уэллсу конечно же хотелось бы, чтобы всемирным языком стал английский. Нo он думает, что это место займёт французский, так как на нём издаётся больше хороших книг, чем на английском. Немецкий — язык слишком оригинальный, склонный заменять интернациональные, всем понятные корни своими. «Испанский и русский — языки сильные, но у них недостаточно читающей публики, чтобы стать господствующими, а какая же будущность может быть у языка, не имеющего читательской публики? Я полагаю, что эти два языка уже осуждены на вытеснение».
Кстати, а что думает Уэллс о будущем России? Он полагает, что в XX веке она распадётся на две части — западную и восточную (а вот распада Британской империи автор не предвидел). Большая часть славянских народов будет тяготеть к Западной Европе, а не к России. Одесса имеет шансы стать «русским Чикаго». Рост же Петербурга вряд ли продолжится, ведь «он основан человеком, который не предвидел иных путей торговли и цивилизации, кроме моря, а в будущем морю предстоит играть лишь очень малую роль в этом отношении». Несмотря на широкие проспекты, великолепную архитектуру, крупную политическую роль, в дальнейшем этот город, окружённый большими массами необразованных крестьян, скорее всего, захиреет. И Россия, управляемая реакционной властью, будет всё больше отставать от западных стран.
«Возможно, что в ближайшие десятилетия Россия политически получит господство над Китаем». Впрочем, «русская цивилизация не обладает такими свойствами, которые бы обеспечили ей длительное воздействие на миллионы энергичных азиатов, сросшихся со своей культурой».
Политическим и социальным изменениям, предстоящим в XX веке, автор уделяет большое внимание. Oн считает, что общество развитых стран будет состоять из четырёх классов. Это богатые, но ни за что не отвечающие и не участвующие в политике люди — владельцы акций, рантье, живущие на дивиденды. Производительный класс, образованный и стремящийся применить свои знания и новые открытия науки для общего блага. Класс людей, ничего не производящих, но выполняющих важные функции управления (в том числе финансами), а также торговли, рекламы, политической деятельности. К этому классу, который мы назвали бы менеджерами, относятся и вспомогательные профессии — клерки, машинистки, секретари, и люди искусства. И, наконец, низший класс. Это необразованные массы, часто неспособные учиться, нередко — безработные из-за развития механизации и автоматизации, с большой долей криминальных элементов, паразитирующие на обществе.
Уэллс был сторонником евгеники — учения об улучшении «человеческой породы» путём поощрения многодетности здоровых, красивых, выдающихся, полезных для общества людей и запрета на размножение для больных, слабоумных, порочных. «Общество будет допускать существование в своей среде небольшой части населения, страдающей болезнями, которые передаются потомству. Это, например, умственное расстройство, неизлечимая страсть к опьяняющим веществам. Из жалости им позволят жить, но при условии, что эти люди не будут плодить детей. А если этим снисхождением станут злоупотреблять, то едва ли новое общество остановится перед истреблением таких элементов».
Если говорить об обществе, созданном через три десятилетия в Германии, то Уэллс был прав. Но ещё в его время противники евгеники указывали на то, что у Бетховена была кошмарная наследственность — больные родители, больные братья и сёстры, и всё же пятый ребёнок в семье оказался гением.
Сурово относился Уэллс и к преступникам — он был сторонником широкого применения смертной казни. Если серьёзное преступление совершено не случайно, не под действием минутного импульса, а является итогом всей жизни преступника, то после тщательного судебного расследования его осудят и устранят из жизни — усыпят уколом опия. «Если человек не может жить счастливо и на свободе, не портя жизни другим людям, то лучше и не жить ему». К тому же «будущее государство едва ли захочет делать из порядочных людей тюремщиков, сторожей и надзирателей в тюрьмах» ради того, чтобы сохранять жизнь преступников.
Как известно, смертная казнь путём инъекции яда используется в некоторых штатах США. Но в современном мире применение смертной казни, вопреки прогнозу писателя, всё сужается.
Как полагал Уэллс, в обществе возрастёт терпимость к такому поведению, которое в конце XIX века считалось аморальным. Вырастет число разводов и бездетных браков.
Мир объединит общая религия. Но не исчезнут и атеисты.
Источник
