Дивеевская тайна и предсказания о Воскресении России. Преподобный Серафим Саровский Чудотворец (сборник)
Родной и близкий каждому русскому православному человеку святой, самый сердечный и добрый помощник из всего благодатного сонма святых, в Земле Российской просиявших, – вот кто такой Преподобный Серафим Саровский. В эту книгу о нем вошло пространное жизнеописание Преподобного, составленное замечательным церковным публицистом Евгением Николаевичем Погожевым (1870–1931), который публиковался под псевдонимом Евгений Поселянин и чьи статьи и книги во многом открыли широкому читателю мир русского старчества. В книгу вошли также и фрагменты из «Дивеевской летописи». Это удивительно искренние свидетельства о Преподобном Серафиме и о том непостижимо прекрасном явлении православной русской культуры, которую называют «Дивеевской святостью».
Оглавление
- Дивеевская тайна и предсказания о воскресении России
- Великая дивеевская тайна
- Е. Поселянин. Преподобный серафим
Из серии: Великие тайны истории
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дивеевская тайна и предсказания о Воскресении России. Преподобный Серафим Саровский Чудотворец (сборник) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Великая дивеевская тайна
В другом месте записок Мотовилова обретена была мною и следующая ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА:
«Неоднократно, — так пишет Мотовилов, — слышал я из уст великого Угодника Божия, Старца о. Серафима, что он плотью своей в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его:
— Вот вы, Батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут?
На сие Батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так:
— Мне, ваше Боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут: то Господу Богу благоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея привременной жизни и посем воскресить, и воскресение мое будет, аки воскресение седми отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего».
«Открыв мне, — пишет далее Мотовилов, — сию великую и страшную тайну, великий Старец поведал мне, что по воскресении своем, он из Сарова перейдет в Дивеев и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же на чудо воскресения, соберется народу великое множество со всех концов земли, Дивеев станет Лаврой, Вертьяново — городом, а Арзамас — губернией. И проповедуя в Дивеево покаяние, Батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей, и, по открытию их, сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему».
Такова великая Дивеевская благочестия тайна, открытая мною в собственноручных записях Симбирского Совестного Судьи, Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца, чина пророческого, Преподобного и Богоносного Отца нашего Серафима, Саровского и всея России Чудотворца.
В дополнение же к тайне этой вот что я слышал из уст 84-летней Дивеевской игумении Марии. Был я у нее в начале августа 1903 года, вслед за прославлением Преподобного Серафима и отъездом из Дивеева Царской Семьи. Поздравляю ее с оправданием великой ее веры (матушка, построив Дивеевский собор, с 1880 года не освящала его левого предела, веруя, согласно Дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит предел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит:
— Да, мой батюшка, Сергей Александрович, велие это чудо. Но вот будет чудо так чудо, — это — когда крестный то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеево, «а народу-то, как говаривал наш Угодничек-то Божий Преподобный Серафим, что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо чудное, диво дивное».
— Кто доживет, тот увидит, — ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись.
Это было мое последнее на земле свидание с великой носительницей Дивеевских преданий, той 12-й начальницы, «Ушаковой родом», на которой, по предсказанию Преподобного Серафима, и устроился, с лишним 30 лет после его кончины, Дивеевский монастырь, будущая Женская Лавра.
Через год после этого свидания игумения Мария скончалась о Господе.
Тропарь Преподобному Серафиму, глас 4
От юности Христа возлюбил еси, блаженне, и Тому Единому работати пламенне вожделев, непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси, умиленным же сердцем любовь Христову стяжав, избранник возлюблен Божия Матере явился еси. Сего ради вопием ти: спасай нас молитвами твоими, Серафиме, преподобне отче наш.
Молитва Преподобному Серафиму
О великий угодниче Божий, преподобне и Богоносне отче наш Серафиме! призри от горния славы на нас смиренных и немощных, обремененных грехми многими, твоея помощи и утешения просящих. Приникни к нам благосердием твоим и помози нам заповеди Господни непорочно сохранити, веру православную крепко содержати, покаяние во гресех наших усердно Богу приносити, во благочестии христианстем благодатно преуспевати и достойны быти твоего о нас молитвеннаго к Богу предстательства. Ей, святче Божий, услыши нас, молящихся тебе с верою и любовию, и не презри нас, требующих твоего заступления: ныне и в час кончины нашея помози нам, и заступи нас молитвами твоими от злобных наветов диавольских, да не обладает нами тех сила, но да сподобимся помощию твоею наследовати блаженство обители райския. На тя бо упование наше ныне возлагаем, отче благосердый: буди нам воистинну ко спасению путевождь и приведи нас к невечернему Свету жизни вечныя Богоприятным предстательством твоим у Престола Пресвятыя Троицы, да славим и поем со всеми святыми достопоклоняемое имя Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.
Источник
Дивеевская тайна предсказания воскресении россии
ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМЪ, САРОВСКІЙ ЧУДОТВОРЕЦЪ.
ДИВѢЕВСКАЯ ТАЙНА И ПРЕДСКАЗАНІЯ О ВОСКРЕСЕНІИ РОССІИ.
(Издано Комитетомъ Русской Правосл. Молодежи Заграницей. New York, 1981).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
[Изъ книги Е. Поселянина «Преп. Серафимъ, Саровскій чудотворецъ».]
Вѣсть о прославленіи старца Серафима Саровскаго.
И такъ, это долго жданное событіе близко.
В ъ скоромъ времени, въ великой, незаходимой славѣ промчится по Россіи, по всему православному міру, по всему — можетъ-быть — христіанству имя отца Серафима.
И трудно передаваемыя впечатлѣнія восторга, умиленія, счастья, радостнаго ожиданія переживаютъ тѣ, кто привыкли уже давно любить и чтить его, считать его дивнымъ чудотворцемъ.
Д а, отецъ Серафимъ, о которомъ еще такъ мало знаетъ наше образованное общество, былъ однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ людей не только XVIII и XIX вѣковъ, которые онъ озарилъ сіяніемъ своей праведной души, но и всѣхъ вѣковъ христіанства.
В озьмите время расцвѣта подвиговъ наиболѣе высокихъ въ аскетизмѣ великихъ египетскихъ отцовъ, прибавьте къ этому ту глубокую задушевность, какою отмѣчены въ большинствѣ случаевъ личности нашихъ преподобныхъ; представьте себѣ человѣка, уже на землѣ живущаго какъ бы внѣ плоти, /с. 8/ небесною жизнію; человѣка, для котораго уже какъ-бы упразднились условія, связывающія другихъ людей, — которому возвращены всѣ тѣ дары, чтó при концѣ мірозданія обильно были удѣлены Богомъ первому, богоподобному, человѣку; представьте себѣ человѣка, словомъ однимъ исцѣляющаго застарѣлые, тяжкіе недуги, человѣка, предъ взоромъ котораго одинаково обнажено невѣдомое будущее и сокровенное прошлое, котораго видятъ то ходящимъ надъ землею, то подымающимся на воздухъ во время молитвы, какъ нѣкогда Марія Египетская въ пустынѣ. Представьте душу, сжигаемую огнемъ любви Божественной и въ то же время расширяемую самымъ безграничнымъ, грѣющимъ, трогательнымъ сочувствіемъ къ людямъ; душу, возвышавшуюся еще на землѣ до созерцанія самыхъ великихъ тайнъ Божества, какія лучшимъ и праведнѣйшимъ людямъ откроются лишь за завѣтною гранью, въ иной жизни; представьте человѣка, для котораго міръ надземный былъ роднымъ, своимъ; къ которому, окруженная несказанною славой, Владычица міра сходила для бесѣды, какъ съ близкимъ человѣкомъ; однимъ словомъ, представьте себѣ спустившееся на землю торжествующее небо, воплотившуюся самую смѣлую, дерзновенную мечту о томъ, какъ далеко въ земныхъ условіяхъ можетъ пойти побѣда духа; представьте себѣ слетѣвшаго къ людямъ, на утѣшеніе имъ «пламеннаго» серафима, представьте себѣ высшее, совершеннѣйшее, прекраснѣйшее выраженіе того сложнаго понятія, какое опредѣляется сло /с. 9/ вомъ «святой», — и вы получите приблизительный намекъ на то, чѣмъ былъ здѣсь, на землѣ, отецъ Серафимъ.
О , какъ отрадно и легко его любить! И какъ самъ онъ дѣятельно и легко любилъ!
О дно изъ величайшихъ утѣшеній для живущихъ въ Церкви заключается въ томъ, что они находятся въ живомъ общеніи со свѣтлымъ сонмомъ святыхъ. Имъ молятся, имъ открываютъ душу. И святые внемлютъ ихъ молитвамъ, откликаются на нихъ. Сознательно и тепло вѣрующій христіанинъ пойметъ, что къ каждому изъ святыхъ, для него близкихъ, у него особое, личное отношеніе. У всякаго святого свои дары, свои способы проявлять свое попеченіе о тѣхъ, кто зоветъ ихъ. Какъ эти выдающіеся люди при земной жизни своей имѣли каждый ярко-очерченную, цѣльную и отличную отъ другихъ личность, такъ и въ новомъ видѣ своего бытія всѣ особенности ихъ личностей столь же ярки. И именно сила этихъ личностей, воздѣйствіе ихъ на вѣрующихъ, размѣръ, такъ-сказать, проявляемой ими заботы о вѣрующихъ и вызываетъ ту или другую форму почитанія ихъ, то или другое напряженіе усердія къ нимъ.
В ѣдь самое прославленіе святыхъ начинается съ того, что они видимымъ, осязательнымъ образомъ проявляютъ «жизнь свою по смерти», являясь къ людямъ съ помощью, утѣшеніемъ и исцѣленіемъ, при чемъ одни изъ этихъ людей чтили и призывали ихъ, другіе же ничего и не слышали о нихъ.
/с. 10/ И вотъ, въ этихъ явленіяхъ ихъ, въ тѣхъ словахъ любви и милосердія, которыя они произносятъ, — познается характеръ святыхъ, при чемъ впечатлѣніе отъ этихъ дѣйствій ихъ, перешедшихъ въ міръ безплотный, усиливается и какъ бы сливается со впечатлѣніемъ, произведеннымъ ихъ жизнью.
З емными подвигами своими отецъ Серафимъ оставилъ по себѣ неувядаемую память безграничной духовной крѣпости. Трудно назвать хоть кого-нибудь, кто бы могъ сравниться съ отцомъ Серафимомъ въ его трудахъ: трудно назвать кого-нибудь не только изъ современниковъ его, но и вообще изъ всѣхъ извѣстныхъ святыхъ. Онъ одинъ понесъ на себѣ труды пустынножительства, затворничества, старчества. Его кротость умиляла до слезъ приходившихъ къ нему. Смиренію его не было границъ. Всякаго посѣтителя, богатаго барина и нищаго, праведника и грѣшника, изболѣвшаго грѣхами, онъ цѣловалъ, кланялся до земли и, благословляя, цѣловалъ ему руки. Рѣчи его дышали проникающею, тихою, живительною властію. Онѣ согрѣвали захолодѣвшія въ жизни сердцá, снимали завѣсу съ глазъ, озаряли умъ, приводили къ раскаянію и, чудною силой охватывая разумъ и волю, осѣняли душу человѣка тишиной. Цѣлымъ откровеніемъ, живымъ и мощнымъ доказательствомъ бытія духовнаго міра, былъ ясный, покоряющій /с. 11/ видъ его, какъ яркій лучъ солнца, засіявшій въ темнотѣ жизни.
Т олпы народа неотступно притекали къ старцу въ послѣдніе годы его жизни, когда въ нѣкоторые дни число посѣтителей его доходило до 2.000 въ сутки. Заживо народъ призналъ его святымъ и чудотворцемъ. А этотъ истинный послѣдователь Христовъ до послѣднихъ дней до того угнеталъ себя вольными страданіями, что безъ ужаса нельзя было смотрѣть на его жизнь, безъ ужаса нельзя и теперь вспомнить о мукѣ его.
О нъ былъ геніальный человѣкъ, съ яснымъ, мѣткимъ, широкимъ, основательнымъ умомъ, счастливою памятью, творческимъ, живымъ воображеніемъ. Это былъ великій духъ, въ тонкомъ, необыкновенно прекрасномъ тѣлѣ.
С овременники радовались на него и утѣшались имъ.
И звѣстный жизнью своею, игуменъ Глинской пустыни Филаретъ, въ день кончины отца Серафима, выходя съ братіею отъ утрени, указалъ братіи на необыкновенный свѣтъ, видимый въ небѣ, и произнесъ: «Вотъ, такъ отходятъ души праведныхъ. Нынѣ въ Саровѣ душа отца Серафима возносится на небо».
В скорѣ послѣ кончины отца Серафима, извѣстный высокою жизнію своею, одинъ изъ наиболѣе выдающихся подвижниковъ XIX вѣка, архіепископъ Воронежскій Антоній говорилъ:
« М ы, какъ копѣечныя свѣчи. А онъ, какъ пу /с. 12/ довая свѣча, всегда горитъ предъ Господомъ какъ прошедшею своею жизнію на землѣ, такъ и настоящимъ дерзновеніемъ предъ Святою Троицею».
К ончилось для него земное странствованіе. Настала небесная слава. И что же, въ какомъ образѣ предстаетъ онъ теперь людямъ. Та же кротость, та же любовь. Тѣмъ же ласковымъ словомъ зоветъ онъ людей, какъ звалъ ихъ на землѣ: «радость моя!»
« Я пришелъ навѣстить своихъ нищихъ. Давно здѣсь не былъ», говорилъ онъ въ 1858 г., явившись для исцѣленія Дивѣевской инокини Евдокіи.
« Р адость моя», говоритъ онъ, явившись Саровскому монаху, впавшему въ уныніе: «я всегда съ тобою. Мужайся, не унывай!»
В отъ, онъ является во снѣ Шацкой (городъ Шацкъ) купчихѣ Петаковской, знавшей его при жизни, и говоритъ: «Въ ночь воры подломили лавку твоего сына. Но я взялъ метелку и сталъ мести около лавки, и они ушли».
« С ынъ твой выздоровѣетъ и испытаніе въ наукахъ выдержитъ!» говоритъ онъ, явившись во снѣ въ 1864 году въ Петербургѣ г-жѣ Сабанѣевой, у которой сынъ заболѣлъ предъ экзаменомъ въ Горный Институтъ.
« Ч то ты все плачешь», говоритъ онъ монахинѣ Понетаевскаго монастыря Аѳанасіи, придя къ ней въ бѣломъ балахончикѣ и камилавкѣ и сѣвши на постели больной: «что все плачешь, радость моя. Всѣ тѣ спасутся, которые призываютъ имя мое!»
/с. 13/ « П ростая и добросердечная!» говоритъ онъ одной знатной, тяжко больной барынѣ, войдя къ ней неожиданно ночью, съ открытою головой, въ бѣломъ балахончикѣ, съ мѣднымъ крестомъ на груди.
« М иръ дому сему и благословеніе!» говоритъ онъ въ 1865 году предъ Рождествомъ, входя, въ видѣ безызвѣстнаго, сѣдого, согбеннаго странника, въ домъ г-жи Бар., гдѣ, по обычаю, раздавали пособія нуждающимся.
— Т ы за подаяніемъ? спрашиваетъ его раздатчица.
— Н ѣтъ, не затѣмъ. Мнѣ ничего не надо. А только видѣть вашу хозяйку и сказать ей два слова.
— Х озяйки нѣтъ дома. Что передать, скажи намъ?
— Н ѣтъ, мнѣ надо самому.
О дна изъ прислуги шепнула другой:
— Ч то ему тутъ? Пусть идетъ — можетъ, бродяга какой.
А старичекъ сказалъ:
— К огда будетъ хозяйка, я зайду, я скоро зайду, — и вышелъ.
С тало тогда раздатчицѣ жаль старика, и она бросилась за нимъ на крыльцо. Но онъ исчезъ. Отъ хозяйки это все скрыли. Подозрительной же слугѣ кто-то сказалъ во снѣ: «Ты напрасно говорила: у васъ былъ не бродяга, а великій старецъ Божій».
/с. 14/ Н а слѣдующее утро г-жа Бар. получила съ почты изображеніе чтимаго ею отца Серафима. Въ этомъ изображеніи тѣ, кто говорилъ наканунѣ со старичкомъ, узнали этого старичка.
В о всѣ отношенія свои къ людямъ что-то безконечно нѣжное, заботливое, материнское вкладываетъ отецъ Серафимъ, и эти сокровища сочувствія, эту безграничную отзывчивость уловитъ, отгадаетъ въ немъ всякое вѣрующее сердце и привяжется къ нему, насколько можно только привязаться.
Т еперь отецъ Серафимъ станетъ широко извѣстнымъ, и все то, что таилось въ немъ, сравнительно, для немногихъ: для тысячъ, десятковъ тысячъ, — распространится и обнаружится на милліоны Русскихъ людей. И едва-ли ошибочно будетъ сказать, что въ привязанностяхъ, въ усердіи народа отецъ Серафимъ займетъ одно изъ первыхъ мѣстъ.
К онечно, онъ не имѣетъ для Россіи того великаго политическаго значенія, которымъ отмѣчена прижизненная и загробная дѣятельность величайшаго изъ нашихъ святыхъ, игумена нашей земли, преподобнаго Сергія Радонежскаго.
Н о, какъ скорый помощникъ и покровитель, какъ надежда отчаивающихся, какъ неизсякаемый источникъ благодѣяній, онъ, быть-можетъ, станетъ впослѣдствіи извѣстенъ повсюду — на Руси и въ чужихъ краяхъ — не менѣе, чѣмъ чтимый, согласно и трогательно не только всѣми христіанами всѣхъ исповѣданій, даже отметающими, какъ лютеране, /с. 15/ святыхъ, но и магометанами, язычниками — Николай чудотворецъ.
М ного величавыхъ подвижниковъ выставилъ изъ среды своей русскій народъ; и все то, что они на своему вѣку сдѣлали, представляетъ собой изумительно-разнообразную сокровищницу нравственнаго богатства русскаго племени. И среди этихъ дивныхъ людей все же довольно одинокимъ, довольно исключительнымъ по мѣрѣ трудовъ своихъ, по вдохновенію своему, по достигнутой имъ — и очень еще мало кѣмъ — степени духовныхъ вершинъ, стоитъ старецъ Серафимъ. И человѣку, много думавшему надъ жизнями святыхъ, искавшему и въ дальнихъ, и въ недавнихъ вѣкахъ слѣдовъ сильныхъ духовныхъ настроеній въ русскомъ бытѣ, остается лишь трепетно изумляться отцу Серафиму. Умъ нѣмѣетъ, сердце смущенно и радостно замираетъ, когда вдумываешься въ его жизнь и, вдумываясь, видишь, куда благодать можетъ вознести человѣческое естество.
У же высказавъ мысль о томъ, что старцу Серафиму не принадлежало и едва-ли будетъ принадлежать та политическая роль, какую играли, напримѣръ, въ древности Преп. Сергій и Святители Петръ, Алексій, Филиппъ, Гермогенъ, въ новѣйшее время митрополитъ Московскій Филаретъ, остается добавить, что, какъ святой, дѣйствующій не разомъ на весь народъ, повертывая жизнь исто /с. 16/ рическую въ то или иное русло, а на отдѣльныя личности, — онъ будетъ имѣть громадное значеніе.
В се, что человѣкъ ищетъ въ человѣкѣ (а вѣдь и къ святымъ мы обращаемся, лишь, какъ къ самымъ лучшимъ, добрымъ, чуткимъ и сильнымъ людямъ), все, чего недостаетъ намъ въ живыхъ людяхъ, — все то совершенство любви и заботы, и ласки найдетъ въ немъ всякій, кто увѣруетъ въ отца Серафима, или кого онъ заставитъ увѣровать въ себя. Онъ на все откликнется, онъ все пойметъ и предусмотритъ.
К акъ много говоритъ это слово «все». Вѣдь это «все» есть главное отличіе явленій большихъ отъ огромныхъ, исключительныхъ, чрезвычайныхъ талантовъ отъ геніевъ.
Л ира Пушкина, на все отозвавшагося, все вмѣстившаго и понявшаго, и Лермонтовъ, о которомъ нельзя произнести это «все». Шекспиръ и Гёте, на все откликнувшіеся, такъ что нѣтъ, кажется, ни одного порядка чувствъ, ими не проникнутаго, — и Шиллеръ, и Мольеръ, о которыхъ этого сказать нельзя.
Т акъ и отецъ Серафимъ — безграничный, въ своемъ сердцѣ, какъ тѣ великіе, въ ихъ области, вмѣстившіе въ себѣ всю широту жизни; такъ и онъ, обнявшій сочувствіемъ своимъ весь безконечный міръ горя и страданія людского и несущій ему все необъятное величіе своей любви.
Д а, благодатная волна, что надвинется скоро на Русскую землю, сбирается, скапливается теперь /с. 17/ въ Саровѣ. Какія неисчислимыя тайны благодѣяній, помощей, исцѣленій польются отъ гроба съ мощами старца, — отъ гроба, придавленнаго теперь тяжелымъ, неуклюжимъ памятникомъ, и вскорѣ откроющагося всенародно.
О тъ силы и свѣжести этой волны всколыхнется, подымется Русская земля.
И какъ прекрасна ты, Русь, когда, полная однимъ чувствомъ, согласно подымаешься ты, когда все наносное, временное спадаетъ съ тебя, и стоишь ты, единственная, несравненная, въ своей истинной сущности. И эти эпохи подъема твоего духа — какъ бы сторожевые столпы на многотрудномъ пути твоей исторіи.
В отъ и теперь, когда умножились въ тебѣ беззаконія, охватила тебя душевная смута, еще разъ прозвучитъ тебѣ въ тѣхъ дивныхъ явленіяхъ, которыя теперь готовятся, любящій призывъ Божій.
З аслышавъ его, поймешь ли ты, что только въ старыхъ путяхъ — въ смиреніи и вѣрѣ — лежитъ твое спасеніе и твоя судьба.
Д а, на предстоящее прославленіе отца Серафима, которое, какъ то внушаетъ вѣра въ величіе старца, будетъ сопровождаться изумительными знаменіями, нельзя смотрѣть иначе, какъ на новый призывъ Божій.
С колько религіозныхъ сомнѣній въ нашемъ обществѣ, какъ нуждается оно въ чрезвычайныхъ способахъ для того, чтобы повѣрить хоть «видѣвши».
/с. 18/ В ѣдь много людей жаждутъ вѣры — и не могутъ развить ее въ себѣ. Сколько разъ въ бесѣдахъ съ такими людьми, надѣясь на всепобѣждающую, надъ всѣмъ торжествующую благодать Божію, приходилось заранѣе убѣждать ихъ ѣхать на открытіе мощей отца Серафима, которое ожидалось вѣрующими давно и съ нетерпѣніемъ. Конечно, тамъ не будетъ ни отрицанья, ни сомнѣній.
А потомъ въ наши дни современнымъ изстрадавшимся людямъ такъ нужны такіе чудотворцы.
Ж изнь становится все суровѣй и холоднѣй; каждый все больше думаетъ о себѣ, все болѣе ограничивая сферу своихъ сочувствій.
В се болѣзненнѣе и болѣзненнѣе стонъ, несущійся къ небу изъ стѣсненныхъ жизнію грудей, и неутоленная жажда сочувствія, отклика, помощи все сильнѣе мучитъ человѣчество.
И вотъ забьетъ новый, могучій источникъ состраданія и утѣшенія.
С лезы навертываются на глаза, когда подумаешь о томъ, что переживаютъ теперь вѣрныя дѣти отца Серафима.
Э ти, напримѣръ, трогательныя сестры Дивѣевскія, у которыхъ одинъ придѣлъ въ ихъ великолѣпномъ соборѣ стоитъ неосвященнымъ, ожидая, когда его можно будетъ освятить во имя отца Серафима.
Ч то чувствуютъ тѣ, кто чтитъ отца Серафима съ любовью, какъ бы утѣснявшую сердце, вырывавшеюся въ пламенныхъ прославленіяхъ, въ /с. 19/ ласкательныхъ восклицаніяхъ къ великому старцу! А такою любовью любили его многіе. Какое же будетъ имъ счастье, когда придетъ свѣтлый день прославленія отца Серафима.
Н ѣсколько лѣтъ тому назадъ, на этихъ страницахъ, дѣлясь впечатлѣніями поѣздки въ Саровъ и Дивѣевъ, пишущій эти строки говорилъ приблизительно такъ:
« С частливъ тотъ, кто теперь, прежде чѣмъ имя отца Серафима промчалось по Руси съ трубнымъ гласомъ, посѣтитъ Саровъ и Дивѣевъ, пока тиха еще пустыня, пока не оглушаютъ ее свистки поѣздовъ, переполненныхъ спѣшащими на поклонъ богомольцами. Счастливъ, кто теперь увѣруетъ въ отца Серафима, не видѣвъ еще всей славы его — вѣра, которую Христосъ ублажилъ — и съ усердіемъ послужитъ ему».
Т еперь эта возможность миновала. Саровъ становится общенародною святыней. Къ нему, отстоявшему на 100 слишкомъ верстъ отъ желѣзнодорожной сѣти, придвинулись желѣзнодорожные пути. И по всей Руси скоро огласится имя старца.
И , вмѣстѣ съ ликованіемъ, какая-то странная, сложная грусть закрадывается въ тѣхъ, кто давно уже раньше съ восторгомъ любилъ и поклонялся отцу Серафиму.
Г русть эта похожа на странное чувство, когда что-нибудь очень близкое, кровное, дорогое становится всеобщимъ достояніемъ.
Т акъ въ тайнѣ груститъ авторъ надъ успѣхомъ /с. 20/ выброшенной въ большую публику книги своей, въ которую вложилъ всю душу, — груститъ, вспоминая уединенные часы мукъ и восторговъ творчества.
Т акъ груститъ отецъ при громѣ славы сына, ибо тогда нарушена тайна того исключительнаго чувства, того одинокаго сознанія и крѣпкой лишь самой собою вѣры, въ которой столько теплоты и отрады.
Н о, что говорить объ этихъ трудно уловимыхъ оттѣнкахъ чувства, когда въ общемъ, такъ безмѣрно свѣтло и радостно, когда душѣ открылась область безоблачнаго, самаго напряженнаго счастья.
Источникъ: Преподобный Серафимъ, Саровскій чудотворецъ. Дивѣевская тайна и предсказанія о воскресеніи Россіи. — New York: Изданіе Комитета Русской Православной Молодежи Заграницей, 1981. — С. 7-20.
Источник
